И где-то в середине ночи

Я с неохотой уходил,

И сам себе беду пророчил

За то, как время проводил.

Мне помнится герань в горшочке –

Знак тихой женской нищеты.

А у меня – жена и дочка,

И те же на окне цветы.

Как всем испорченным мальчишкам,

Мне женщины смотрели вслед,

Я догадался поздно слишком,

Что без меня ей жизни нет.

Прости меня, моя подруга,

Во всем, во всем моя вина.

А ветер кроны гнет упруго,

И в доме – мрак и тишина.

Другу

В.В. Бараковских     

Нет, не подводит еще память.

Я время помню, и парней,

С которыми, – недавно, да, ведь? –

На речке дергал окуней.

Вдруг вспомнится: – «… во мгле холодной.

На нивах шум работ умолк,

С своей волчихою голодной

Выходит на дорогу волк…»

Все всколыхнет строка тугая:

Мы хлеба корочку жуем,

И у прогнившего сарая

Сидим, спина к спине, вдвоем.

Скользят над нами струи ветра,

Льют звезды на макушки свет,

Мы говорим о жизни светлой,

Что ждет нас через сорок лет…